Бенджамин Франклин. Биография  - Уолтер Айзексон

Ричард Бейч, просивший руки Салли, эмигрировал из Англии, чтобы работать в качестве импортера и морского страхового брокера в Нью-Йорке, но затем перебрался в Филадельфию и открыл на Честнат-стрит магазин галантерейных товаров. Любимец женщин, неудачливый в бизнесе, Бейч был помолвлен с Маргарет Росс, лучшей подругой Салли. Когда Маргарет неизлечимо заболела, то на смертном одре попросила Салли позаботиться о Бейче ради нее, и Салли с готовностью взяла на себя это обязательство.

Для Деборы принять решение в отсутствии мужа стало непосильным бременем. «Я вынуждена быть отцом и матерью, — писала она Франклину с оттенком недовольства. — Я надеюсь, что не разочарую тебя, так как поступаю в соответствии со своими трезвыми суждениями».

Несомненно, это событие должно было бы ускорить возвращение Франклина. Однако он предпочитал оставаться вдалеке. Он по-настоящему срочно начал собираться домой всего один раз — когда узнал, что его сын собрался жениться, причем именно в Лондоне. «Так как я сомневаюсь, что смогу вернуться этим летом, — писал он Деборе, — то не стану причиной задержки ее счастья, если ты считаешь партию подходящей». Позволив себе издалека побаловать свое дитя, он послал Салли вместе с письмом две летних шляпки.

Через несколько недель он разразился длинной проповедью о необходимости экономить деньги. «Не устраивайте дорогой свадьбы, — писал он Деборе, — сделайте все экономно и аккуратно, как того требуют наши сегодняшние обстоятельства». Бейч должен понять, добавлял он, что они дадут за дочерью хорошее, но не чрезмерное приданое:

Но затем пришли более тревожные новости. По указанию Франклина Уильям проверил финансовое положение Бейча и обнаружил, что дела у того совершенно расстроены. К тому же он узнал, что отец Маргарет Росс давно установил этот факт и не дал дочери разрешения на брак. «Мистер Бейч часто пытался обмануть его [Росса] в отношении своих денежных обстоятельств, — докладывал Уильям. — Коротко говоря, он просто искатель богатых невест, желающий поправить свои дела за счет вступления в родственные отношения с семьей, которая будет его содержать». В конце он сделал приписку: «Сожги это [письмо]». но Франклин поступил иначе.

Свадьба была отложена, а Бейч попытался объясниться с Франклином письменно. Действительно, признавался он, у него возникли серьезные финансовые проблемы, но не по его вине. Его обманным путем заставили принять на себя денежные обязательства торгового партнера, который пострадал от бойкота английских товаров, начавшегося после принятия закона о гербовом сборе[275].

«Я люблю свою дочь так же, как любой отец любит своего ребенка, — отвечал Франклин, вероятно, допуская некоторое преувеличение. — Но я уже говорил вам прежде, что мое состояние невелико и едва достаточно для меня и моей жены… Если вы не сможете убедить нас в том, что будете способны содержать мою дочь подобающим образом, то, я надеюсь, вы откажетесь от действий, которые могут иметь губительные последствия для вас обоих». Франклин написал Деборе в тот же день, сообщив, что, по его мнению, теперь Бейч должен отступить. «Недавние неудачи в делах, — писал Франклин, — вероятно, побудят его воздержаться от поспешного вступления в брак». Он предположил, что Салли, возможно, захочет побывать в Англии, где она могла бы встретиться с другими мужчинами, например с сыном Уильяма Страхана[276].

Хотя чувства Франклина совершенно ясны, его письма не содержали прямого запрета на вступление дочери в брак. Возможно, он понимал, что поскольку сам не возвращается домой для улаживания этого дела, то не имеет ни морального права, ни практической возможности отдавать на этот счет какие-либо указания.

От семьи он был отделен не только огромным расстоянием, но и эмоциональной отчужденностью.

Еще более запутало и без того непростую семейную ситуацию вмешательство миссис Стивенсон. Живя с Франклином, она считала себя духовной подругой Деборы и написала ей письмо с выражением сочувствия. Франклин, сообщала она, в скверном настроении. Уязвленная его раздражительностью, она решила утешить себя покупкой шелка и халата для его дочери, даже несмотря на то, что никогда не виделась с ней прежде. Действительно, признавалась она, ее так взволновало известие о будущей свадьбе, что захотелось купить еще больше подарков, но Франклин ей запретил. Она признавалась, что давно тоскует по возможности сесть рядом с Деборой и поболтать о всяких пустяках. «Я искренне верю, что ваше ожидание увидеть мистера Франклина время от времени становится слишком сильным, чтобы его могла вынести нежная, любящая жена»[277].

Игнорируя семейную драму в Филадельфии, Франклин в августе 1767 года отправился во Францию, чтобы провести там летний отпуск. «Я слишком долго оставался этим летом в Лондоне и теперь ощущаю потребность в путешествии для укрепления здоровья», — писал он Деборе. Его настроение было настолько мрачным, что по дороге, как он сообщал Полли, «я постоянно ввязывался в споры с хозяевами гостиниц». Франклин и его товарищ по путешествию Джон Прингл были огорчены неудобной конструкцией экипажа, не позволявшей им в полной мере обозревать окрестности. Объяснения кучера, ворчал Франклин, «заставили меня, как и в сотне других случаев, пожелать, чтобы человечество никогда не было наделено способностью к рассуждениям, так как оно плохо знает, как ею следует пользоваться».

Однако по прибытии в Париж дела пошли веселей. Он заинтересовался тем, как парижские дамы накладывают румяна, о чем предпочел подробно рассказать в письме Полли, а не своей дочери: «Вырежьте в куске бумаги отверстие диаметром три дюйма, наложите его на щеку таким образом, чтобы верхняя часть отверстия находилась непосредственно под вашим глазом, затем с помощью щеточки, смоченной в краске, закрасьте лицо вместе с краями бумаги. Когда бумага будет удалена, на щеке останется круглое красное пятно»[278].

Франклина чествовали во Франции как знаменитость. В этой стране эксперименты с электричеством назывались особым словом — franklinistes, и он вместе с Принглом был приглашен в Версаль на грандиозный couvert (торжественный ужин) с королем Людовиком XV и королевой Марией. «Он говорил с нами обоими очень любезно и весело», — сообщал Франклин Полли. Однако, несмотря на трудности в отношениях с английским правительством, Франклин подчеркивал, что по-прежнему «считает своих короля и королеву самыми лучшими в мире и самыми любезными».